я убил зверя под баобабом
Автор: D-r Zlo
Название: "Следующая - конечная"
Жанр: Гет, Психология, Повседневность, POV
Предупреждения: нецензурная лексика
Рейтинг: G
ТИМы: Штирлиц/Есенин
Размещение: только с разрешения автора.
читать дальшеМы ехали с поэтом вместе в метро.
Он убеждённо рассказывал мне об экономике; рассказывал горячо, абсолютно так же, как читал свои безумные стихи – но мне немного скучно, хотя и не подаю виду, я обещала.
Он извинялся, что не прочёл мои стихи – у него совершенно не было времени ничего читать. Писать тоже не было времени, но он старался это наверстывать – в конце концов, шутил он, спать мне вовсе необязательно. А вот ты бы могла писать и почаще, в конце концов, мы столько лет не виделись. Ты очень счастлива, я надеюсь? Ты нашла себе нормальную работу?
Я кивала и жевала шоколадку.
И чувствовала, что в душе у Мстислава творится какой-то Армагеддон. Даже тревожно как-то стало. Так тревожно, что даже ноги заледенели.
Но я не подавала виду. Я знала, он тут же вскинулся, начал бы давать мне советы… Заботиться. Как раз всё то, что я ужасно не люблю, и из-за чего мы так ужасно громко расстались. Я же знаю, что это временное, что это обязательно пройдёт – а он не знал. Как сейчас помню, как он в последний раз ругал меня, я плакала, а он советовал мне травки заварочные и прочую панацею. От нервов и для укрепления организма. Тогда я встала с места и начала на него орать, а он на меня. Я ушла, а он так и не стал догонять.
Вот так и расстались.
А потом мы встретились, я сидела в метро, слушала его рассказы и завидовала. Какой же он талантливый, какой же он трудоспособный, какой же он умный, цепкий и энергичный… Как много всего успевает! И как же я глупа на его фоне, и абсолютно бездарна.
И он ещё спросил, счастлива ли я.
И что я должна была ему ответить, несчастливейшая из созданий?
- Смотри, паук! Он ползёт, ползёт!!!!!
Я открыла рот и наблюдала за процессом с неподдельным восторгом. Рука Славика переваливалась из стороны в сторону и не слишком-то похожа на паука, но мы оба были слишком пьяны, чтобы заморачиваться над этим. Вбок и вниз, вбок и вниз, вбок и... Тут Славик оторвал руку от поверхности, ворча что-то типа «фу, блять, руки теперь пыльные», и я расстроилась: слишком тривиально всё закончилось, слишком резко он оборвал игру, вырвал нас из игры в паука в реальную жизнь.
Как, в общем-то, он всегда делал.
Вагон нам улыбался. Поэт с кем-то заговорил, сверкая уставшими глазами, и я со стороны смотрела за тем, какой же он офигенный: вихрастый, высокий, располагающий к себе, и, несмотря на творческий вид, ужасно деловой.
Я не общалась с людьми; в отличии от поэта, ужасно ненавижу это делать.
А ещё, помимо людей, меня всегда раздражали голуби. Они всегда заслоняют небо.
Я об этом подумала, когда засмотрелась на лампочку: она коротила и освещала вагон неприятным дерганым светом. Где-то дома живёт её подружка: такая же неровно работающая лампа, которую мне в своё время приволок поэт, ругаясь на то, что я сижу без света и вообще ни черта не слежу за своими глазами. Но она быстро перестала светить ровно, а мне всегда было наплевать, что меня окружает: есть свет и слава богу, пусть теперь стоит на фортепиано и, мигая, освещает мне ноты. Ноты покрыты пятнами от кофе, крови и какой-то дряни: я никогда не следила за тем, что куда кладу, и это всегда бесило поэта – а я напротив, очень сильно веселилась.
Мне так хотелось, чтобы наши отношения не заканчивались никогда.
Мне до сих пор постоянно попадались под руки старые фото с его лицом – впрочем, конечно, они старые, новые ведь не принято печатать, они все мелькают в бликах компьютера. Вот мы – пьём вино из бутылки, прямо на улице, и ухмыляемся в спину людям, которые вроде как выше нас.
А что теперь? Что мне делать теперь, выть от безысходности и собственной ничтожности? Или, может, покончить со всем разом – у нас есть общий знакомый, у которого наверняка есть стрихнин или что-то вроде этого…
Но я не умерла: видимо, от того, что кому-то нахрен сдалась, а я, растерянное бревно, так и не узнала, кому.
Мстислав перестал болтать, и теперь улыбался мне: ему выходить на следующей.
Я смотрела ему в спину и завидовала твёрдости походки, прямоте спины, спокойной осознанности взгляда.
Почему у меня не бывает так? Почему всегда – через жопу, через нахрен, через выкрученные за кончики капилляров нервы?
«Солнышко, это всё, конечно, очень красиво, но нытьё – уволь, я этого не люблю».
И двери с хрустом закрылись за его спиной, а я, вспоминая свои стихи, поняла, чем займусь этим вечером. Если, конечно, вновь не попытаюсь покончить с собой.
Название: "Следующая - конечная"
Жанр: Гет, Психология, Повседневность, POV
Предупреждения: нецензурная лексика
Рейтинг: G
ТИМы: Штирлиц/Есенин
Размещение: только с разрешения автора.
читать дальшеМы ехали с поэтом вместе в метро.
Он убеждённо рассказывал мне об экономике; рассказывал горячо, абсолютно так же, как читал свои безумные стихи – но мне немного скучно, хотя и не подаю виду, я обещала.
Он извинялся, что не прочёл мои стихи – у него совершенно не было времени ничего читать. Писать тоже не было времени, но он старался это наверстывать – в конце концов, шутил он, спать мне вовсе необязательно. А вот ты бы могла писать и почаще, в конце концов, мы столько лет не виделись. Ты очень счастлива, я надеюсь? Ты нашла себе нормальную работу?
Я кивала и жевала шоколадку.
И чувствовала, что в душе у Мстислава творится какой-то Армагеддон. Даже тревожно как-то стало. Так тревожно, что даже ноги заледенели.
Но я не подавала виду. Я знала, он тут же вскинулся, начал бы давать мне советы… Заботиться. Как раз всё то, что я ужасно не люблю, и из-за чего мы так ужасно громко расстались. Я же знаю, что это временное, что это обязательно пройдёт – а он не знал. Как сейчас помню, как он в последний раз ругал меня, я плакала, а он советовал мне травки заварочные и прочую панацею. От нервов и для укрепления организма. Тогда я встала с места и начала на него орать, а он на меня. Я ушла, а он так и не стал догонять.
Вот так и расстались.
А потом мы встретились, я сидела в метро, слушала его рассказы и завидовала. Какой же он талантливый, какой же он трудоспособный, какой же он умный, цепкий и энергичный… Как много всего успевает! И как же я глупа на его фоне, и абсолютно бездарна.
И он ещё спросил, счастлива ли я.
И что я должна была ему ответить, несчастливейшая из созданий?
- Смотри, паук! Он ползёт, ползёт!!!!!
Я открыла рот и наблюдала за процессом с неподдельным восторгом. Рука Славика переваливалась из стороны в сторону и не слишком-то похожа на паука, но мы оба были слишком пьяны, чтобы заморачиваться над этим. Вбок и вниз, вбок и вниз, вбок и... Тут Славик оторвал руку от поверхности, ворча что-то типа «фу, блять, руки теперь пыльные», и я расстроилась: слишком тривиально всё закончилось, слишком резко он оборвал игру, вырвал нас из игры в паука в реальную жизнь.
Как, в общем-то, он всегда делал.
Вагон нам улыбался. Поэт с кем-то заговорил, сверкая уставшими глазами, и я со стороны смотрела за тем, какой же он офигенный: вихрастый, высокий, располагающий к себе, и, несмотря на творческий вид, ужасно деловой.
Я не общалась с людьми; в отличии от поэта, ужасно ненавижу это делать.
А ещё, помимо людей, меня всегда раздражали голуби. Они всегда заслоняют небо.
Я об этом подумала, когда засмотрелась на лампочку: она коротила и освещала вагон неприятным дерганым светом. Где-то дома живёт её подружка: такая же неровно работающая лампа, которую мне в своё время приволок поэт, ругаясь на то, что я сижу без света и вообще ни черта не слежу за своими глазами. Но она быстро перестала светить ровно, а мне всегда было наплевать, что меня окружает: есть свет и слава богу, пусть теперь стоит на фортепиано и, мигая, освещает мне ноты. Ноты покрыты пятнами от кофе, крови и какой-то дряни: я никогда не следила за тем, что куда кладу, и это всегда бесило поэта – а я напротив, очень сильно веселилась.
Мне так хотелось, чтобы наши отношения не заканчивались никогда.
Мне до сих пор постоянно попадались под руки старые фото с его лицом – впрочем, конечно, они старые, новые ведь не принято печатать, они все мелькают в бликах компьютера. Вот мы – пьём вино из бутылки, прямо на улице, и ухмыляемся в спину людям, которые вроде как выше нас.
А что теперь? Что мне делать теперь, выть от безысходности и собственной ничтожности? Или, может, покончить со всем разом – у нас есть общий знакомый, у которого наверняка есть стрихнин или что-то вроде этого…
Но я не умерла: видимо, от того, что кому-то нахрен сдалась, а я, растерянное бревно, так и не узнала, кому.
Мстислав перестал болтать, и теперь улыбался мне: ему выходить на следующей.
Я смотрела ему в спину и завидовала твёрдости походки, прямоте спины, спокойной осознанности взгляда.
Почему у меня не бывает так? Почему всегда – через жопу, через нахрен, через выкрученные за кончики капилляров нервы?
«Солнышко, это всё, конечно, очень красиво, но нытьё – уволь, я этого не люблю».
И двери с хрустом закрылись за его спиной, а я, вспоминая свои стихи, поняла, чем займусь этим вечером. Если, конечно, вновь не попытаюсь покончить с собой.